Порог резистентности [СИ] - Олег Марин

Выводы из всего этого следовали настолько печальные, что думать дальше Раде не хотелось. Вариантов масса – от преступного сговора влиятельнейших людей Земли с представителями аутеров до введения в заблуждение всего человечества с целью постепенного истребления.

Она настолько погрузилась в невеселые мысли, что не заметила, как путешествие в лапах термита подошло к концу. Внезапно оказалось, что она лежит на полу. Чувствительность по-прежнему отсутствовала. Рада очень долго лежала одна-одинешенька, получив возможность наблюдать за кипящей вокруг жизнью. Правда, только одним глазом – второй смотрел в пол – но и это было хорошо.

Неподалеку Рада разглядела несколько снегожорок. Вокруг их неподвижных червеобразных тел суетились по одному-два термита. Значит, вот кто служит основным кормом подземных тварей, поняла Рада. Ей стало жалко страшных, но, как выяснилось, добродушных червяков. Даже жальче, чем людей. Все-таки на Каторгу попадали в основном преступники, а огромные черви с мироощущением глупых щенков были ни в чем не виноваты.

Впрочем, мрачно подумала она, сейчас тебе самой бы очень пригодилось чье-нибудь сочувствие. Почему эти сволочи не жрут меня? Сколько можно мучиться неизвестностью?

Длительный непосредственный контакт с тварями укрепил ментальную связь, и сейчас Рада вполне отчетливо ощущала их. Скоро она поняла, что может разделять эмоции, идущие от термитов и от снегожорок. Первые излучали постоянную озабоченность, смешанную с беспокойством, вторые – сонное удовольствие и бессмысленную покорность.

Скрежеща бронечешуйками, мимо ползали снегожорки, топоча мохнатыми лапами, суетились термиты-кентавры, обматывая червяков и укладывая готовые личинки-бревна аккуратными рядами. Оказалось, что термиты отнюдь не собираются пожирать червяков. Они сновали вокруг неподвижных белых тел, оплетая их чем-то вроде широких темных лент.

На глазах у Рады одна из снегожорок полностью скрылась под перекрывающимися обмотками и превратилась в одно их тех самых бревен, что заполняли пещеру. Так это не что иное, как склад еды, догадалась Рада. Благоприятная температура хранения, дополненная каким-то способом герметичной упаковки – типичное поведение для насекомых. Вспомнить хотя бы пауков, таким же образом консервирующих пойманных мух.

Тут ей в голову пришла мысль, заставившая в очередной раз содрогнуться и проникнуться новым отвращением к термитам. Касаясь бревен, она ясно чувствовала – внутри живые существа! Значит, несчастные червяки замуровываются заживо и, подобно ей, оставаясь в сознании, ждут собственной смерти. Радостно и покорно. Вдруг то, что впрыснул ей термит при укусе – теперь уже не оставалось сомнений, что твари используют какой-то яд для обездвиживания жертв – вдруг этот яд обладает не только парализующим, но и консервирующим действием? А если ее состояние и вправду сродни анабиозу, на какой срок можно застрять между жизнью и смертью? Без движения, без еды, без внешнего мира, занимая бесконечное время ожиданием момента, когда когти распорют плотную оболочку кокона, и жвала одного из чудовищ подарят страстно желаемую к тому моменту смерть.

Совсем недавно казалось, что не может быть участи хуже, чем погибнуть в челюстях подземных хищников. Но сейчас Рада поняла, что оказаться заключенной в кокон и медленно умирать от удушья – а вдруг обмотка не герметична, и ждать смерти придется бесконечно долго?! – это еще ужаснее.

Как раз в этот момент, когда Рада до глубины души прониклась жуткой участью пищевых запасов гигантских насекомых, над ней склонился здоровенный кентавр. Он бесцеремонно ощупал ее, поворачивая с боку на бок, то и дело тычась прямо в лицо противной жвалистой мордой. И вдруг, глядя на нее глазами Тимура, вполне органично смотрящимися на вытянутой хитиновой морде, спросил: "Как дела, Рада?" – "Плохо, – честно ответила она. – Кажется, я скоро умру". – "Тебе нечего бояться, – отозвался термит-Тимур. – Я о тебе позабочусь". – "Но я не хочу умирать!" – возразила Рада. "Никто не хочет, – согласился монстр. – Но так нужно. Ты сама все поймешь".

"Я брежу, – поняла Рада. – Яд добрался до центральной нервной системы. Ну, теперь-то я точно умру. Наконец-то!".

Кентавр с голосом Тимура шевелил жвалами, на которых выступила густая пена.

"Уходи! Оставь меня!" – безразлично сказала Рада прямо в его слюнявую пасть. У нее больше не было ни сил, ни желания бороться. На место леденящего страха пришла тупая бессмысленная усталость.

Куда-то пропал издаваемый снегожорками скрежет. Исчез мягкий топот мохнатых суставчатых лап. Не слышно стало свиста и щелканья, с помощью которых общались подземные обитатели.

Существо наклонилось и начало толчками выдавливать ей в рот тошнотворно- сладкую пену. Рада не могла ни глотать, ни выплюнуть. Она отделилась от бесчувственного тела и со стороны наблюдала, как лохматый термит фарширует ее, превращая в сытую и довольную снегожорку.

Кентавр закончил отрыгивать пену и приподнялся на задних лапах. На глянцевом коричневом брюхе открылись и влажно заблестели два отверстия. Оттуда начала сочиться коричневая жидкость. На воздухе она быстро начинала подсыхать, и кентавр стал ловко вытягивать ее передними лапами, превращая в тонкие липкие ленты, которыми неторопливо и тщательно принялся обматывать Раду.

4

Она очнулась. В темноте. Сначала ее охватило облегчение. Сон. Всего лишь страшный сон! Теперь все позади. Нужно только открыть глаза.

Но ведь… невозможно открыть то, что никогда не закрывается. Глаза, которые находится на внутренней стороне головы. Забавно, что ей вообще пришла в голову эта мысль. Закрыть глаза, надо же такое придумать! Ц-ц-ц! Глаза! Можно подумать, для того чтобы определить местоположение, недостаточно слуха. Ц-ц-ц!

Это все тягучий и болезненный сон, приснившийся во время Метаморфоза. В нем она была уродливым существом: беззащитным и слабым, с мягким, безвольным, бледным тельцем. Она не умела летать и всего боялась. Какая бессмыслица!

Она подняла длинные суставчатые руки, чтобы лучше слышать и издала серию звуков, сканирующих Глубину. Мир послушно расцвел звуками, обрел четкие очертания. Глубина отозвалась тысячей приветствий. Ее здесь любили, ждали, когда она проснется и выберется из младенческого состояния. Крепкими пальцами с длинными когтями она начала разрывать тесный затвердевший кокон, попутно отправляя в рот последние сладкие кусочки детства. Волоски на голове вставали дыбом от нетерпеливого предвкушения встречи с семьей. Скорее бы окунуться в дело, ради которого она появилась на свет! Когда она выбралась наружу и оказалась в теплой влажной камере, подбежал мтцубиши, заголосил радостно:

– С пробуждением вас, биши! Как совершенно ваше дивное тело, госпожа Ра! Как счастлив будет избранный мтцу, кто призовет вас Песней песен, предназначенной для единственной и прекрасной. Как счастлива будет семья, когда вы одарите нас многочисленным драгоценным грузом. Мы счастливы видеть вас, биши!

Правый сяжок у мтцубиши был серьезно покалечен. Тем не менее, он ловко управлялся и одним левым. Ра позволила ему ощупать себя здоровым сяжком. Мтцубиши, не переставая стрекотать, помог ей расправить затекшие суставчатые ноги и подняться на стену камеры метаморфоза, чтобы слабые крылья могли напитаться соками и расправиться. Она слушала рассеянно. Мтцубиши не могут ни о чем другом думать, кроме благосостояния семьи и продолжения рода. Им не дано быть исследователями и строителями, как биши. И уж конечно, не дано быть философами и мыслить о великом, не дано творить, смотреть сквозь слои реальности, править семьей, и спеть великую Песнь песней, как это делают мтцу.

Слушать мтцубиши и разговаривать с ним так же бессмысленно, как "закрывать глаза". Ц-ц-ц! – защекотало в межглазье. Шутка может и не слишком изящная, и даже грубоватая, подумала Ра, но ведь я не утонченным мтцу собираюсь ее рассказывать. А другие биши наверняка ее оценят.

Мтцубиши заглянул ей в лицо:

– Чувствуете жжение в межкрылье, биши Ра? Значит, пора вставать на крыло. Но не торопитесь взлетать, сначала проверьте их силу.

Он мог бы ничего не говорить, Ра и так знала, что делать. Она почувствовала, как крылья упруго завибрировали за спиной, гоняя влажный воздух камеры. Не желая больше ждать, она с силой взмахнула ими и поднялась в воздух. Она сделала круг – над суетливыми мтцубиши, над коконами, которые еще только ожидали своего срока и над пустыми оболочками.

Мтцубиши, цокая на все лады, любовался ее полетом. Он мог бы ничего не говорить, Ра слышала, как восхищенно трепещут кончики его недоразвитых крыльев. Наверняка он и сам мечтал испытать безграничную свободу передвижения. Но мгновение спустя уже забыл обо всем, поспешив встретить новую сестру или брата.

Ра добралась до узорчатого свода камеры метаморфоза и выпорхнула в длинные колодцы, ведущие на разные уровни Глубины. Ра точно знала, куда ей нужно лететь и зачем. Она двигалась бесшумно, быстро, получая удовольствие от того, как ветер щекочет волоски на ногах и брюшке. Это было чудесное, радостное чувство уверенной зрелости, когда все детское и глупое осталось в прошлом. Она молода, красива, сильна, опытна. Впереди насыщенная важными событиями жизнь.